И снова – «Страсти»

Анонсировавшиеся еще с начала сезона баховские «Страсти по Матфею» с Филиппом Чижевским в КЗЧ ожидались, как большое музыкально-художественное событие. Основания тому давали прошлогодняя Месса си минор и ряд других проектов Чижевского, связанных со старинной музыкой. «Страсти по Матфею» от Теодора Курентзиса появились в афише «Зарядья» внезапно. Двое «Страстей» в одном месяце – это уже перебор. Особенно если их представляют музыканты, имеющие между собой столь много общего. А Курентзис еще и опередил Чижевского на две недели, и тому пришлось репетировать это полотно на фоне восторженных отзывов тех, кому посчастливилось попасть в «Зарядье»…

Безусловно, у Чижевского многое получилось хорошо, а кое-что – даже очень хорошо. Особенно во второй части. Заключительный хор прозвучал вообще, что называется, выше всяческих похвал. Но если у Курентзиса мы присутствовали при священнодействии, то здесь было просто исполнение – местами, как я уже сказал, очень даже хорошее. Не было, однако, той особой атмосферы. Не было никаких поползновений как-то поменять стандартное расположение солистов и хора, найти для них акустически наиболее выгодные точки. Поэтому даже те солисты, что пели и в «Зарядье» (например, Андрей Немзер и Елене Гвритишвили), здесь звучали хуже. Обнаружилась и еще одна вещь: Чижевский, в отличие от Курентзиса, не очень-то чувствует певцов и, похоже, отдельно с ними не работает. И если у Курентзиса мы все время ощущали единое дыхание с певцами, то у Чижевского они во многом были сами по себе. Нет, конечно, явных расхождений не наблюдалось, но и настоящего единства – тоже… Тем не менее упомянутые солисты, а также Лилия Гайсина, Михаил Нор и Игорь Подоплелов выступили очень достойно. Как, собственно, и сам ансамбль Questa Musica, к которому присоединился Хор мальчиков Хорового училища им. А.В. Свешникова.

Эмоции вместо смысла

МГАСО под управлением Димитриса Ботиниса представили в «Зарядье» Шестую симфонию Малера. Напомню, что в прошлом сезоне этот коллектив превосходно сыграл Пятую Малера с Юстусом Францем, а Ботинис продирижировал ту же Пятую, а позднее и Девятую с двумя разными оркестрами. И если Пятая у него тогда в основном получилась (притом что – очевидно, из-за некоторой спонтанности – у музыкантов духовой группы РНО случилось столько киксов, сколько не было за все предыдущие годы вместе взятые, поэтому Ботиниса они больше не приглашали), то Девятая с Новосибирским симфоническим оркестром оказалась хотя и эмоционально взвинченной, но невнятной по трактовке и музыкальной драматургии. И вот теперь – Шестая с МГАСО.

Первую часть Ботинис начал бодро, в хорошем темпе, задав нужный импульс, но спустя уже несколько минут появилось ощущение, что к этой симфонии внутренне он не вполне готов. С оркестром-то как раз все было в порядке: дирижер, похоже, учел прошлогодний опыт с Пятой и заранее проработал все опасные места. Музыканты играли не только чисто и слаженно, но и с эмоциональной отдачей. Эмоциональности было не занимать и самому Ботинису, но только она у него носила слишком общий характер. Дирижеру неплохо удавались отдельные фрагменты (в их числе также и первая половина третьей части, некоторые эпизоды финала), но целое упорно не складывалось. И главная проблема была не в недостаточно простроенной форме, но, прежде всего, в отсутствии полноценной драматургической линии, четкого представления, о чем все это. Впрочем, Ботинис хорошо усвоил фирменный прием некоторых знаменитых маэстро: главное – поставить эффектную точку. И последний аккорд крещендо прозвучал у него со всей необходимой здесь трагедийной мощью.

Этюды и витражи

Одним из наиболее ярких событий недели стал концерт РНО под управлением Александра Рудина, посвященный Рахманинову и Респиги. Программы Рудина, как правило, весьма далеки от какого-либо заигрывания с публикой: даже Рахманинов был представлен не Вторым или Третьим концертами, но куда менее популярным Первым, а его Этюды-картины предстали в изысканных оркестровых одеждах от Респиги. Итальянский композитор взял пять пьес (одну из опуса 33 и четыре из опуса 39) и, с согласия и одобрения автора, не просто оркестровал в своем стиле, но и немножечко как бы присвоил. Так что написание «Рахманинов – Респиги» представляется абсолютно адекватным.

Настоящим раритетом стало собственное сочинение Респиги – «Витражи собора», имеющее подзаголовок «четыре симфонических впечатления». Это уже не совсем тот импрессионистический Респиги, которого мы знаем по наиболее часто исполняемым «Фонтанам Рима» и «Пиниям Рима». Хотя само слово «впечатление» – одно из ключевых в импрессионизме, собственно говоря, и давшее название направлению. Здесь, однако, речь о впечатлениях, воспринятых сквозь множественную оптику: витражи, на которых изображены конкретные библейские сюжеты, привлекают внимание композитора не столько сюжетами, сколько художественными особенностями. Но не менее важно и то обстоятельство, что находятся они именно в соборе, атмосферу которого композитор также воссоздает, используя элементы григорианского хорала. Рудин с РНО явили эту музыку во всей ее объемности и многокрасочности. Как, впрочем, и «Пять этюдов-картин».

В Первом концерте солировал Николай Луганский, чье блестящее мастерство и особые отношения с Рахманиновым хорошо известны. В этот вечер Луганский демонстрировал еще и мощную энергетику, не уступающую мацуевской силу удара. Иногда казалось, что они с оркестром соревнуются в громкости. Но, конечно, далеко не весь концерт исполнялся в силовой манере, было и немало мягких, певучих эпизодов. Общее впечатление оказалось довольно сильным.

***

Луганский же и завершил неделю – сольным концертом в Филармонии-2. Программа, заметно отличавшаяся от первоначально заявленной, показалась несколько пестроватой. Притом не все удалось прославленному пианисту в равной мере. Что-то игралось на взлете вдохновения, а что-то – просто на уверенном мастерстве, когда и придраться вроде бы не к чему, но вместе с тем игра не производит особого впечатления, оставляет почти равнодушным. Так произошло с 30-й сонатой Бетховена. За последние пару месяцев ее довелось слышать у Сергея Каспрова и Петра Лаула, и обоим Луганский проигрывал. Складывалось ощущение, что он просто воспроизводит когда-то выученное – со всем присущим ему мастерством, но без подлинной вовлеченности, душевного трепета и живого дыхания. Зато всего этого было в достатке в прозвучавших следом произведениях Шопена – Ноктюрне ре-бемоль мажор (op. 27, №2) и Балладе №4 фа минор.

Основу второго отделения составили избранные рахманиновские этюды-картины из опусов 33 и 39. И здесь Луганский также предсказуемо был на высоте. Прекрасно прозвучала у него на бис и одна из мендельсоновских «песен без слов» (которым он отдал целое отделение в своем мартовском концерте в ММДМ). Более сложное ощущение осталось от «Смерти Изольды» Вагнера – Листа. У Луганского эта музыка, скорее, напоминала еще один этюд Рахманинова или, к примеру, прелюдию Дебюсси. Само по себе его исполнение впечатляло, но не хватало нарастающего вагнеровского экстаза, все было более или менее ровно, чтобы не сказать спокойно.

Элисо и другие

Апрельский концерт в МЗК изначально заявлялся как сольный концерт Элисо Вирсаладзе, но ближе к делу в афишах и на сайте появились еще пять фамилий. Очевидно, Элисо Константиновна, сыграв обширную и сложную программу в конце марта в БЗК, не решилась повторить сей подвиг всего лишь месяц спустя и привлекла к участию своих учеников разных лет. Почти до самого концерта не было известно, кто именно что будет играть. А когда эта информация появилась, многие не скрывали разочарования: Вирсаладзе оставила себе лишь один номер – Фантазию для фортепиано в четыре руки фа минор (op. 940) Шуберта вместе с Дмитрием Каприным.

Шуберт стоял и в начале программы – 18-я соната соль мажор (op. 894), одна из самых моих любимых. Так хотелось услышать ее в исполнении Вирсаладзе, но увы… Играть ее вышел Алексей Пшеничный. Наверное, он неплохой пианист – в каком-нибудь другом репертуаре, но только не для Шуберта. Прозвучало все чисто и ровно, но при этом – формально и бездушно, без малейшего намека на живое чувство. Какой уж тут Шуберт…

Следующий номер программы оставил куда более благоприятное впечатление: Александр Осминин и Сергей Воронов весьма недурно сыграли Фантазию (Сюиту№1) для двух фортепиано (op. 5) Рахманинова.

Открытием вечера стало для меня выступление Рати Бурчуладзе, блистательно сыгравшего «Фантастические пьесы» Шумана. Здесь были не только яркий темперамент и уверенная техника, но и истинно романтический характер игры, тонкое ощущение духа и характера этой музыки, а еще – что особенно важно и ценно – по-настоящему индивидуальный звук. Можно только сожалеть, что имя это не увидишь в афишах ни Московской филармонии, ни зала «Зарядье»…

Ну и, конечно, кульминацией стал финальный выход самой Вирсаладзе. Эти двадцать минут стоили, пожалуй, всего остального концерта, да, пожалуй, и многих других вместе взятых. Уже первые звуки основной темы Фантазии фа минор, что называется, брали за душу. И если первый номер программы продемонстрировал, как не надо играть Шуберта, то последний, напротив, явил пример идеального его воплощения. То, что мы услышали, можно назвать исполнительским шедевром, откровением – и все это будет правдой, притом отражая лишь малую часть чуда, свидетелями которого посчастливилось стать. Эта Фантазия предназначена для игры в четыре руки, но второй партии здесь отведена, скорее, аккомпанирующая роль. Дмитрий Каприн исполнил ее деликатно и тактично, показав себя прекрасным ансамблистом и нигде не пытаясь выйти на первый план.