АРХИВ
31.12.2017
Константин Орбелян: «РАНЬШЕ ЦАРИЛИ ИТАЛЬЯНЦЫ, СЕГОДНЯ – РУССКИЕ, ПОЛЯКИ И АМЕРИКАНЦЫ»
Памяти Дмитрия Хворостовского был посвящен концерт-­закрытие фестиваля «Петербургские набережные», в котором принял участие выдающийся американский лирический тенор Лоуренс Браунли. Аккомпанировал певцу Молодежный симфонический оркестр Санкт-Петербурга под управлением Константина Орбеляна.

— На протяжении многих лет вы знакомите Петербург и Москву со звездными голосами. Как удается?

— Я со многими дружу, со многими записывал диски. Например, с Сондрой Радвановски записали и сольный, и дуэтный альбом – с Дмитрием Хворостовским. Познакомился с Сондрой в Москве на концерте большого проекта «Хворостовский и друзья», кажется, в 2008 году. Тогда же мы привозили и Рене Флеминг в Москву и Петербург. Совсем недавно она приезжала в Ереван на празднование 85-летия театра. Концерт Флеминг стал там знаменательным событием. Рене была очень довольна, впервые побывав в Армении. Должен заметить, что одним из важных моментов, заинтересовывающих зарубежных певцов, является предложение приехать в города, где они еще ни разу не были. Флеминг совершенно влюбилась и в Санкт-Петербург, где мы записали с ней и Дмитрием Хворостовским диск с ариями во дворцах.

— Как возник творческий союз с Лоуренсом Браунли?

— Лоуренс Браунли – обладатель совершенно потрясающего голоса. Я впервые услышал его в Метрополитен-опере в одном спектакле с Рене Флеминг – в «Армиде» Россини. У Браунли была главная партия (Ринальдо) с восемнадцатью «до». Я слушал его и не мог понять, что за уникальная техника. На приеме после спектакля мы с Рене стали говорить о нем: «Рене, это же аномалия! Чтобы так легко петь…» На что услышал в ответ: «Я сама ничего не понимаю. Он поет, будто играет на рояле: нужно двадцать раз верхнее "до" – будет двадцать раз, нужно тридцать – будет тридцать. Сложностей для него не существует». Певцов с высокими голосами было немало, но у многих верхний регистр резковат. А у Лоуренса он невероятной, бархатной красоты. Сейчас, кстати, в мировой оперной индустрии многое по-другому. Если раньше царили итальянцы, то сегодня это русские, поляки и американцы.

— У афроамериканских оперных певцов особая богатая природа голосов, которую не спутать ни с кем. Это касается и тембра, и чувственной красоты, и плотности, не говоря уже о выносливости.

— Да, Мариан Андерсон была первой афроамериканкой, переступившей порог Метрополитен-оперы. Вспоминаются и другие выдающиеся голоса: Ви Леонтин Прайс и Джесси Норман, и Кэтлин Бэттл, и Ширли Веретт. Им присуща какая-то южная теплота, мягкость воспроизведения, натуральность голосоведения. Певцы, получающие школу в США, строго держат последовательность, зная, что если начнут петь тяжелые партии в юном возрасте, то могут быстро закончить петь вообще. В России мы нередко видим, как эксплуатируются молодые певцы, которые вроде бы могут петь и которых приглашают театры, но у которых нет силы воли выдержать период взросления во всех отношениях – взросления тела, голоса, знаний. Те, кто проходит школу Метрополитен-оперы, прекрасно понимают опасности, их учат не спешить с амбициями. Даже Браунли, с его мастерством, отказывается от многочисленных предложений спеть Альфреда в «Травиате» или Герцога в «Риголетто». Он упорно держит свою линию, отвечая, что поет только «свое бельканто». А он его поет лучше всех.

Выдержка очень важна. На том же приеме после «Армиды» Россини в Метрополитен-опере я спросил у Лоуренса, какие его диски можно купить, и он ответил, что у него нет дисков. Я спросил, не хочет ли он записаться. «Конечно, хочу!» Мы записали на Delos россиниевский диск, который был выдвинут на «Грэмми» (премию не получили, но в номинации засветились).

Похожим образом возник и наш союз с Дмитрием Хворостовским. Однажды агент Хворостовского Марк Хилдрю, встретив меня на Конкурсе Римского-Корсакова в Петербурге, спросил, не хотел бы я записываться с Дмитрием. Я ответил, что почту за счастье. Марк рассказал, что ищет фирму, которая будет писать то, что захочет Дмитрий, – ему в тот момент хотелось записать неаполитанские песни.

— То есть вы тот дирижер, с которым певцам комфортно?

— Об этом лучше спросить у них. Им нравится со мной работать – может быть, потому что я их люблю? Есть дирижеры, которые терпеть не могут вокалистов – их же все время надо слушать! У дирижера с певцами должно быть взаимное понимание. Когда певцы начинают со мной работать, они потом просят меня продолжать работать с ними. В Петербурге одним из последних таких моих концертов был концерт с Марсело Альваресом. До этого – с Элиной Гаранчей (во второй раз я поеду на гастроли с Элиной – выдающейся, лучшей меццо сегодня – в Мексику, летом в Бразилию и Аргентину). Моя работа с Дмитрием Хворостовским на протяжении семнадцати лет была для меня огромным подарком судьбы, школой, честью.

— Кто был первым певцом, с которым вы выступили?

— В 1995-96 годах это были Ольга Гурякова и Василий Герелло. С ними мы записали в Москве «Алеко» Рахманинова: они феноменально исполнили свои партии. Были еще солисты из Петербурга, с которыми мы представили эту оперу и в концертном исполнении. Потом мы с Ольгой записали пару дисков, а с Василием записали украинские песни, которые к тому времени лет сто никто не записывал. Диск имел успех.

— Оркестры во время ваших выступлений с певцами везде меняются?

— Да. Например, в мексиканском туре с Элиной Гаранчей в разных городах будут и разные оркестры. Когда в первые годы мы приезжали в Петербург на проект «Хворостовский и друзья» с Рене Флеминг, Суми Джо, я привозил из Москвы свой оркестр: это было очень удобно, потому что между концертами подолгу репетировать сложно. Сейчас мне это кажется удивительным, на Западе это практически невозможно. Только наши туры с Хворостовским когда-то – по 18-20 концертов в Мексике, Канаде, США – были с моим оркестром и хором из ста человек, и мы выступали в лучших залах...

— Есть где-то ваш постоянный оркестр?

— В Москве я часто работаю с ГАСО им. Светланова, в Петербурге сотрудничаю с разными коллективами. Я являюсь главным дирижером Каунасского симфонического оркестра, сделал с ним много записей. Последний диск с Хворостовским – опера «Риголетто» – записан в Каунасе летом 2016 года. Тогда же мы записали с ним в Петербурге оркестровую версию цикла Свиридова «Отчалившая Русь», эта запись выдвинута на «Грэмми» уже после смерти Дмитрия.

С недавних пор я стал художественным руководителем и директором Армянского академического театра оперы и балета им. А.А. Спендиарова. Мое назначение состоялось после смерти в 2016 году гениального тенора Гегама Григоряна, который до меня был художественным руководителем.

— Как обстоят дела в Ереванском оперном театре?

— Армяне поют очень хорошо, в их голосах есть что-то по-итальянски теплое, сердечное. Там неплохая школа. В репертуаре – набор дежурных опер вроде «Тоски», «Кармен», «Аиды», из русских – «Алеко». Идут армянские оперы. Сейчас я веду переговоры с Музыкальным театром им. Станиславского, который может дать нам десять оперных спектаклей. Первым будет «Манон» Массне в постановке Андрейса Жагарса. Премьера была в декабре 2016-го в Москве и скоро появится в Ереване. Местная звезда – тенор Липарит Аветисян, получивший «Золотую маску» за партию в этой опере, будет петь де Грие и в Ереване.

— На последнем Конкурсе молодых оперных певцов Елены Образцовой очень хорошее впечатление произвела солистка Ереванской оперы Джульетта Алексанян.

— Она получила первую премию на конкурсе вокалистов, который я провел в Армении. Минувшим летом он проходил «под флагом» Арама Хачатуряна. В следующем году будет виолончельный конкурс.

— В каком направлении вы планируете пополнять репертуар?

— Я пытаюсь сделать так, чтобы у нас шли армянские оперы и балеты: оперы «Ануш», «Аршак второй», «Давид-бек», которые не услышать больше нигде, балеты «Гаянэ» и «Спартак». Я договорился с Большим театром, и мне дают знаменитую постановку балета «Чиполлино» Карена Хачатуряна. Недавно у нас была премьера балета «Маскарад», для которого Эдгар Оганесян сделал аранжировку всех пьес из знаменитой музыки Арама Хачатуряна к драме Лермонтова. И конечно, нужна классика, которой не хватает. Нет пока опер бельканто (Россини и Доницетти), чтобы могли развиваться молодые голоса. Еще одним важным шагом будет создание коллекции моцартовских опер. Конечно, и русские оперы должны быть представлены в другом объеме, чтобы наши певцы могли петь их и в России, и в театрах на Западе. Геворг Акопян и Ованнес Айвазян готовятся выступить на премьере «Пиковой дамы» в Большом театре. Если наши певцы появляются в таких театрах, значит они обладают чем-то очень хорошим. 

Поделиться:

Наверх