Нокаут после локдауна
Новый сезон Петербургский детский музыкальный театр «Зазеркалье» начал «ударом под дых»: труппа, специализирующая на спектаклях для подрастающего поколения, представила «Отелло»

Взрослый репертуар в «Зазеркалье» пробуют постоянно, но взяться за главный шедевр Джузеппе Верди – это, конечно, подвиг. Идея возникла еще в прошлом сезоне – так хотели почтить личные юбилеи отцов-основателей театра: худрука Александра Петрова и музрука Павла Бубельникова. Начали с отдельных сцен, первые опыты продемонстрировали публике прошлой осенью. Пандемия смешала все карты, зато дала возможность серьезно подготовиться к ответственной премьере. К сожалению, из-за вновь обрушившихся на Петербург санитарно-эпидемиологических ограничений она прошла только для прессы.

Сомнений в голосах артистов не было – многие из них поют на больших сценах, прекрасно озвучивая солидные залы. Но «Отелло» – опера для таких площадок, как Арена ди Верона и Метрополитен-опера, она требует масштаба и крупного мазка: как эта предельно обостренная музыкальная драма с местами шквальным оркестром и оглушающим хором впишется в скромное пространство бывшего дома культуры на улице Рубинштейна?..

Безусловно, в драматических и массовых сценах, где звуковой поток со сцены и из ямы максимальный, возникает ощущение, что сидишь прямо в оркестре. Но таких фрагментов на поверку оказывается не так уж и много. Павел Бубельников делает упор на тонкий психологизм и лирические точки, в его руках душераздирающая история венецианского мавра приобретает интимную сокровенность, какую-то трогательность, беззащитность. И от этого еще больше поражает своей фатальной обреченностью, античной предопределенностью трагической развязки. То, что в больших театрах часто затушевано, ускользает от внимания, в малом формате можно показать более рельефно, личностно окрашено. Внимание к деталям, нюансам, подголоскам, к четко артикулированному слову, к окраске каждой ноты – в «зазеркальском» варианте это, оказывается, проще сделать. Драма словно уменьшается в размере, но она так же глубока, если не глубже, чем мы привыкли наблюдать.

Естественно, это «копание» осуществлено в союзе с режиссурой: театрально яркая, она вместе с тем акцентирует мелочи, заставляющие иначе смотреть на историю и сопереживать ей гораздо сильнее. Александр Петров проживает со своими артистами каждый жест, взгляд, позу – иначе тут и не бывает: вечный крупный план, практически киношный, под прицелом которого находятся «зазеркальцы», обязывает к филигранной работе. При этом режиссер деликатно избегает натурализма, показывая какие-то вещи скупо и условно, и оттого добивается гораздо большего воздействия. Например, удушение Дездемоны представлено метафорически: физического контакта между супругами нет, но трагедия не становится менее ужасающей.

На маленькой сцене выстроен как бы античный город (сценограф Алексей Левданский): многочисленные белые колонны, лестницы, капители как бы говорят о благословенном Средиземноморье – «как бы», поскольку мы знаем, что архитектура венецианско-крестоносных государств была несколько иной. Эта ажурная белизна, мир грез голубки-Дездемоны контрастирует с темным колером, в целом мрачным световым решением спектакля. Световая партитура (Александр Кибиткин) имеет колоссальное значение: все первые и вторые планы недвусмысленно подсвечены, пятна света во многом определяют визуальную драматургию. Красивые костюмы Ирины Долговой не привязаны к эпохе: военные мундиры, скорее, из XIX века, из времен Верди, облачение титульного героя традиционно ориентальное, миманс как в турецких красных фесках, так и в греческих белых плиссированных килтах. Такая эклектика дает представление о локусе трагедии и одновременно о ее вечном антагонизме, актуальном для любой эпохи и цивилизации.

Главный успех вокально-драматического решения спектакля – это Дмитрий Каляка в роли ревнивого кипрского военачальника: у театра есть настоящий драматический тенор, способный без всяких скидок исполнить труднейшую в мировом оперном репертуаре партию. Сочный и плотный голос со свободными верхами, артист, прекрасно поющий на итальянском и при этом играющий истово, но с железным самоконтролем: чего еще желать? Особенно когда многие театры испытывают дефицит драматических голосов.

Но спектакль силен и ансамблем. Нежной, трепетной и одновременно очень стержневой, стойкой Дездемоной предстает Ольга Черемных, чей голос достаточно красив и богат для партии, в которой пленяли когда-то Рената Тебальди или Тамара Милашкина. Яркой харизмой отличается и пение, и игра Виктора Коротича в важнейшей партии-роли Яго (не менее важной, чем у титульного героя): его жестковатый баритон просто находка, но певец демонстрирует не только брутальность, а и тонкий психологизм, подпуская вкрадчивые, коварные интонации. Замечательным Кассио предстал Роман Арндт: не знаю, как насчет актерской органичности для центрального образа, но вокально он вполне мог бы спеть и титульную партию. Было бы несправедливо не назвать и остальных, ибо каждая, даже самая маленькая роль сделана очень убедительно. Успех «зазеркальскому» «Отелло» приносят Екатерина Курбанова (Эмилия), Андрей Удалов (Монтано), Яков Стрижак (Лодовико), Юрий Васильев (Родриго).

Фото Виктора Васильева

Фотоальбом
ОТЕЛЛО. Эмилия-Екатерина Курбанова, Дездемона-Ольга Черемных, Кассио-Роман Арндт. Фото Виктора Васильева ОТЕЛЛО. Отелло-Дмитрий Каляка, Яго-Виктор Коротич. Фото Виктора Васильева ОТЕЛЛО. Отелло-Дмитрий Каляка, Дездемона-Ольга Черемных. Фото Виктора Васильева ОТЕЛЛО. Отелло-Дмитрий Каляка, Яго-Виктор Коротич. Фото Виктора Васильева ОТЕЛЛО. Отелло-Дмитрий Каляка, Дездемона-Ольга Черемных. Фото Виктора Васильева

Поделиться:

Наверх