Первый, Юлик Факторович, изначально дирижер-хоровик, учившийся на новой кафедре у своего отца, главного дирижера Саратовской филармонии Натана Григорьевича Факторовича, дебютировал с симфоническим оркестром нашего музыкального училища и со мной в качестве солиста в Скрипичном концерте Мендельсона. Со вторым, Славой Кобловым, я познакомился, когда после окончания училища и параллельно с учебой в консерватории начал работать в филармоническом оркестре. Слава, как и я, был скрипачом, но не зеленым юнцом, а уже после окончания консерватории и со стажем. Потом Натан Григорьевич, у которого он тоже занимался в дирижерском классе, посоветовал ему обратиться ко мне, когда для занятий понадобился скрипач-иллюстратор, и я несколько раз участвовал в дирижерских занятиях и экзаменах.

У студентов-дирижеров помимо всего прочего была оркестровая практика в качестве ударников. А поскольку я тогда тоже грезил о дирижерской палочке, то в часы, свободные от игры на скрипке (а иногда и на альте в квартете и в оркестре), пасся вместе с ними около ударных инструментов. С этим связано три истории.

Соло 1-е: вальс из "Лебединого озера"

В тот вечер я был свободен от концерта и сейчас уже не помню, зачем оказался за кулисами филармонической сцены. Но тут меня поймал наш ударник Витя Орехов, с которым мы приятельствовали на почве интереса к современной музыке (у него уже была приличная фонотека, я свою начал собирать под его влиянием).

– Ты свободен? Надевай быстрее фрак, а то у нас Боря Пичугин запил, некому стучать на большом барабане.

Программа была популярная, музыка знакомая. Казус случился только в вальсе из "Лебединого озера" Чайковского. Там есть эпизод, где большой барабан поддерживает оркестр ударами на первых долях такта в громком тутти. Эпизод этот, согласно предписанию композитора, должен повторяться дважды. Но это указание часто игнорируется, и, сыграв его один раз, переходят к следующему, эпизоду, тихому. Я об этом не знал и еще дважды с упоением ударил в свой барабан во всю мочь, но почувствовал, что кто-то стоит на моей ноге. Это Орехов (он играл в тот вечер на малом барабане и других ударных, требовавших профессионализма, а не любительщины) вернул меня к действительности, в которой оркестр играл пиано, а я оказался невольным солистом. Взгляд на меня дирижировавшего в тот вечер Натана Григорьевича никогда не забуду...

Соло 2-е, или Хромой Врангель

Факторович ставил с нашим консерваторским оркестром "Патетическую ораторию" Свиридова на стихи Маяковского. Мы ее исполнили в концертах несколько раз. Вся группа ударных состояла из студентов-дирижеров. Я играл на скрипке, но один раз довелось исполнить соло на том же большом барабане, однако теперь уже законное, предусмотренное автором.

Был какой-то праздничный концерт, проводившийся на сцене Саратовского театра оперы и балета. Почему-то Слава Коблов, в чьем ведении был большой барабан, был занят в тот вечер в другом месте. Отпрашиваться у Факторовича он не решился, так как знал, что получит в ответ. Натан, как мы его все называли, манкирования в профессиональном деле терпеть не мог, а в гневе был страшен. Поэтому Слава обратился ко мне:

– Вить, сыграй за меня, а? Скрипачей много, отсутствия одного никто не заметит, а у моего барабана там соло.

Действительно, во второй части, которая про бегство генерала Врангеля из Крыма, после слов "из штаба опустевшего вышел он" большой барабан выбивает в тишине удары-шаги, а на их фоне звучит только полуречитатив солиста:

Глядя на ноги,

шагом

резким

шел Врангель

в черной

черкеске...

Когда этот эпизод подошел, взгляд дирижера заметался по группе ударников в поисках Коблова. Я приветливо помахал Факторовичу колотушкой, мол, сегодня на посту я, готов к труду и обороне! Глаза у Натана сделались бешеными, но делать нечего, он показал вступление, и я начал выстукивать удары-шаги. Однако слегка занервничавший Факторович вдруг ускорил темп. Я послушно пошел за его палочкой. Тут, видимо, занервничал солист-бас и не вступил в нужном месте. Дирижер резко придержал мой "врангелевский шаг", я чуть запнулся, но движение замедлил. Так мы некоторое время прошагали, точнее, прохромали, пока Факторовичу удалось наконец запустить в дело солиста. Врангель благополучно добрался до своей лодки, "трижды город перекрестил" и отправился восвояси. А я после концерта постарался Факторовичу на глаза не попадаться...

Заодно уж расскажу еще один эпизод, связанный с той же серией исполнений "Патетической оратории". В один из вечеров наш солист-бас забыл слова в "Разговоре с товарищем Лениным". Он некоторое время мычал что-то невразумительное, игнорируя попытки дирижера шепотом ему слова подсказать. А пришел в себя, только услышав от маэстро: "Много всякой дряни", после чего во всеуслышание пропел: "И ерунды". У нас это "и ерунды" сделалось присказкой.

Соло 3-е, или "Грянули салюты"

Саратовский Парк культуры и отдыха находился недалеко от моего дома. Поэтому я, хотя и был свободен от этого концерта на открытой летней эстраде, не вмещавшей даже нашей не такой уж большой струнной группы, решил навестить трудящихся коллег. Уселся среди ударников, которые в тот вечер были настроены весьма игриво. Уж не припомню всех их приколов. Витя Орехов, например, жонглировал барабанными палочками. А Юлик Факторович перед каждой пьесой знаками спрашивал у молодого красавца Ивана Шпиллера, тогда нашего второго дирижера, как тот собирается тактировать – на два или на четыре. Шпиллер сначала добросовестно показывал это на пальцах, а потом понял, что над ним издеваются, и погрозил кулаком.

Кульминацией же стал момент в знаменитой арии Чио-Чио-сан из соответствующей оперы Пуччини. Там героиня видит в своих грезах белый корабль, входящий в гавань, и есть слова: "Грянули салюты...". Так в русском переводе, в итальянском оригинале saluto – пушечный выстрел в единственном числе, который изображен ударом в большой барабан. Его должен был произвести Юлик. Я пристал к нему:

– Дай я стукну.

– Тут нужно не "стукнуть", а исполнить, – наставительным тоном ответил мне старший товарищ.

Перед этим он развлекался игрой, заключавшейся в том, что производил всяческие предписанные удары с помощью ударов, композитором не предусмотренных. То есть бил колотушкой по своему колену, после чего та отскакивала в нужную секунду на барабанную кожу. А чтобы "исполнить", он решил произвести тот же фокус с моей коленкой. Однако не учел, что передо мной на ребре стоит футляр из-под ксилофона, узенький, но довольно длинный ящик. Юлик размахнулся, чтобы за четверть до удара по барабану бабахнуть по мне, но попал не в коленку, а в футляр. И "салюты" упавшего ящика со страшным грохотом грянули прямо на словах извещавшей об этом солистки... 

Маленький эпилог

Давно нет в живых Натана Григорьевича Факторовича и Ивана (Яна) Всеволодовича Шпиллера. Безвременно умер и Юлик, с которым мы до того встречались в Новосибирске, где он преподавал в консерватории и дирижировал в оперном театре. Вспоминали "дела давно минувших дней, преданья старины глубокой"... Про Славу ничего не знаю. А вот 80-летний Витя Орехов, дай ему Бог здоровья, живет рядом со мной, в израильском городе Бейт-Шемеше.