СЛЕЗАЙ С ПЕЧИ, ИДИ В ПОХОД
Уж как гармонично складывалась эта «Золотая маска»! Количество спектаклей и география позволяли счесть оперный срез сезона вполне показательным. Список из 11 названий осчастливливал и любителей барокко, и почитателей классики, и тех, кому Штраус с Прокофьевым и Мартынов с Саариахо — сахар-рафинад. В афишу «въехали» и добротный европейский мэйнстрим, и объемный пул работ, сделанных своими режиссерами драмы. Приняли в номинанты внушительный отряд молодых, не забыли о мастерах. Но возьми и вломись в эту приятную во всех отношениях картину скрежещущая реальность и один бесцеремонный анфан террибль.

Праздник непослушания

Пермская «Кармен» сотрясла театральное сообщество. Провокатор Богомолов Севилью превратил в Одессу, героиню — в  еврейку-революционерку, историю — в анекдот (подробности здесь: https://gazetaigraem.ru/article/30871). В зависимости от того, в каком ракурсе рассматривать эту трансформацию, возможны разные оценки. Первая: неофит, впервые прикоснувшийся к оперной классике, разрушил принятые в чужом ему мире правила игры и подменил то, что называют приращением смыслов, полным их извращением. Как какой-нибудь Нострадамус, он предсказал, к чему могут привести эксперименты по безоглядному манипулированию авторской волей, которые все более увлекают режиссеров музыкального театра. Вторая оценка: Богомолов сделал талантливейшую пародию на мировой хит, создав – по крайней мере, в одной отдельно взятой стране, – прецедент. И в том и в другом случае его «Кармен» вполне способна повлиять на ход оперного процесса в этой самой «отдельно взятой».

Собственно, затем и завлекают в оперу варягов из драмы и прочих сопредельных территорий, чтобы обновить застоявшуюся за четыреста с лишним лет кровь. Но богомоловского впрыскивания галлюциногенов, верно, никто себе и в бреду не рисовал. Говорить «хотим революций» – не значит иметь реальное желание свидеться с этим, как правило, до крайности раздражающим явлением. Куда приятнее эволюция, обдающая свежим ветерком. «Получите», – тут как тут «Маска», заготовившая достижения и  этого рода.

На кончиках пальцев

Воронежскую «Свадьбу Фигаро» режиссер Михаил Бычков и дирижер Феликс Коробов вытянули... из Первой мировой, представленной в кадрах кинохроники. Будто оттуда, с экрана, вбегут в сценические владения Графа Альмавивы счастливчики уцелевшие. Фигаро среди них. Да и сеньор, похоже, понюхал пороха (конечно, с командных высот). Оба стосковались по любви. А потому моцартовская ветреная чехарда превратится в интимную, полную тонких оттенков и пианиссимо историю про то, из чего эта любовь сделана.

Похожими средствами – жест, взгляд – лепил « Искателей жемчуга» на Камерной сцене Большого и латыш Владиславс Неставшевс. Сверх того, он ухитрился разыграть большую оперу в прямом смысле на двух стульях, при этом не то что не повредив ее красоту и смыслы, а высветив их по-особому. Зачем ему, к примеру, было заталкивать действие в белую пустую коробку и пронизывать его жестким ритмом и медитативностью? Он создавал сакральное пространство, увидев в опере то, что не видели другие: вся жизнь экзотических ловцов жемчуга подчинена священному ритуалу – ежегодному появлению на острове жрицы-девственницы, чьи песни (верят они) спасут их от подводных опасностей.

Свой минимализм предъявит недавний главный режиссер Пермской оперы Марат Гацалов. В его «Дон Жуане» ни один певец не поднимется на пустующую сцену. Артисты в черном пристроятся у противоположных «боковин» поднятого оркестра, как дуэлянты, которых жизнь поминутно разводит по разные стороны барьера. А на сценическом экране будут множиться их черно-белые изображения, выразительными которые не назовешь. Приращения смыслов будут проступать в других – постановочных – видеоэпизодах. В одном, где соберутся все действующие лица, в результате ловкого наложения железная мстительница Донна Анна вдруг обнаружится припавшей к груди обидчика. Другой запечатлеет улитку, упорно лезущую на бритвенное лезвие, установленное вертикально. Есть аналогия попроще: мотылек, летящий на огонь. Это, по Гацалову, женская суть. Но даже при наличии этих эпизодов говорить бы нам сейчас о полуконцертном исполнении оперы, если бы не режиссерская хитрость. Он запустит из одной кулисы в другую конвейер с разнообразными арт-объектами, заставляя публику поминутно задаваться вопросами: а почему, к примеру, эту историю режиссер начинает с «Черного квадрата», зачем нам являют фиолетовый мозг на блюде, желтую туфлю в человеческий рост, галерею портретов колоритных работяг? Времени на то, чтобы выловить причинно-следственные связи между оперным сюжетом и режиссерскими намеками, – мизер, что и тонизирует публику: не спи, ищи! Вот куда – в самого зрителя режиссер интегрирует «динамо-машину» спектакля.

Что позволило выделить эти работы из семи, созданных варягами из драмы? Такт в обращении с оперным материалом, который, оказывается, прекрасно совместим со свободой самовыражения. И кое-что еще. Был на фестивале спектакль, который в сочетании с богомоловской «Кармен» образовывал наэлектризованную дугу, способную произвести эффект, какой обычно производил один светлой памяти политик. Там, где появлялся он, меркли остальные. С тремя названными спектаклями этого не случилось.

Комедия строгого режима

Постановка, вступившая в контрапунктическую связь с «Кармен», – «Богатыри» Красноярского театра оперы и балета. Обе работы – фарс, только одна таковым является по природе, а другая в фарсовые одежки наряжена специально, напоказ. Обе коллажны по музыке. В обеих энергетика лихой подворотни и политическая заряженность. Но «Богатырей» в Москву не привезли. Что случилось? Судя по видео, полученному из театра, спектакль 2020 года рождения – фантастически точное попадание в наше сегодня. Где уже и без оперных шутих грохоту предостаточно.

Если плясать от печки, то написал Александр Порфирьевич Бородин под напором поэта Крылова опус, каких только оперных небожителей – что русских, что зарубежных – не пародирующий. При первом же явлении на сцене (ни много ни мало Большого театра) он провалился. В советские времена Таиров предпринял вторую попытку поставить сочинение. Посетивший премьеру председатель Совнаркома Молотов после первого акта демонстративно покинул зал, бросив: «Стране нужны настоящие богатыри, а не кривляки», – чем и подписал спектаклю приговор. Самое забавное, что в Красноярском театре оперы и балета, реанимировавшем опус, «сказали» то же самое, когда в финале, укатав публику до колик оторви-комедией, вышли с манифестом: пора слезать с печи, выбираться из застолий, срываться с крючка заморских гуру и наконец превращаться в настоящих богатырей. Не самое ли время для таких духоподъемных манифестов?

Но представьте, что дело происходит не в сказочном царстве-государстве, как у Бородина, а в местах не столь отдаленных, где вразумляют не только трудом, но и искусством. Не без казусов распределили между надзирателями и сидельцами роли в сляпанной своими силами пьеске, пошили из чего подвернулось костюмы, украсив их узорами из оловянных ложек, блестящих форменных пуговиц, ременных пряжек, пригнали дирижера из зэков (Иван Великанов) и вперед – исправлять заблудших. Все бы ничего, да есть в тюремной пьеске персонаж Амелфа Змеевна – богатырша видом гарна дивчина, изъясняющаяся на соответствующем языке. И сладкоголосый заморский искуситель Соловей Будимирович явно красотке благоволит: только уснули шутовские князья да богатыри – он ей крапленую карту, с которой та и победит в подкидного под всеобщее залихватское пение про жизнь, которая есть игра. И вот уже к услугам триумфаторши корабль, готовый отвезти ее в мир всяческих свобод и благоденствия. Только на борту вкривь и вкось выведено: «Титаник». Памфлетец, однако... И своим досталось, и в соседний огород полетело. Кто авторы, помимо Бородина (который, конечно, ни сном, ни духом об украинском «следе»)? Танцовщик, руководитель Красноярской оперы Сергей Бобров, явивший как режиссер еще в своем предыдущем масочном спектакле «Груди Терезия» редкий комедиографический дар, молодой поэт, неслучайно носящий ту же фамилию, и композитор Сюмак, сводивший голос классика, частушки, поп-хиты прошлого века, треньканье народных инструментов в единую партитуру.

А кто же все-таки победил?

Политическая ситуация. Которую сегодня ни днем, ни ночью нельзя упускать из виду. Кто бы мог, к примеру,  сравниться с мировой звездой Асмик Григорян в «Саломее» Большого театра или феноменальным вокальным акробатом, контратенором Кристофом Дюмо, блеснувшим в «Ариоданте» того же театра? Но жюри взялось с особой пристальностью вглядываться в лица вокалистов-соотечественников. В итоге лучшей исполнительницей женской партии стала Екатерина Воронцова, с успехом взявшая в «Ариоданте» барочную высоту, а лучшим исполнителем мужской партии – Михаил Пирогов, мастерски выводивший трели в партии Соловья Будимировича в красноярских «Богатырях». Уж какой класс показал дирижер-аутентист Джанлука Капуано, поставивший упомянутого «Ариоданта»! Но жюри отдаст приз в этой номинации 37-летней отечественной звезде Филиппу Чижевскому, неслыханно прозрачно и элегантно сыгравшему «Кармен»...  и неслыханно бесцеремонно перекроившего партитуру Бизе под идеи Константина Богомолова.

Как ни старалась опытная в дипломатии «Маска» пройти по безопасным стежкам-дорожкам, а казус все-таки случился. Было сплела она лавровый венок для немецкого режиссера Клауса Гута, а он на всякий случай уже отказался от премии (о чем жюри на момент вынесения вердикта еще не знало). В итоге призовое место осталось пустовать. Но по факту победитель был обозначен. И пусть режиссер Гут отвернулся, его «Саломея» – копродукция Большого театра и «Мет» пока еще с нами. И приз в главной номинации фестиваля «За лучший спектакль» ей презентован. Только...

Когда на онлайн-церемонии закрытия фестиваля без объяснения причин объявили, что режиссерский приз не будет вручен, первая мысль была такой: абсолютно справедливо. Отмечать создателя дивного «Ариоданта», поставленного в Британии 30 лет назад и воссозданного почти один в один на сцене Большого, – странно. Давать орден анфан терриблю Богомолову за демарш, который еще неизвестно чем аукнется нашему уютному, давно ничем не сотрясаемому оперному житию, – не смело ли будет? А другого рода режиссерских прорывов (поиск которых – излюбленное занятие «Маски») не наблюдалось. Упомянутые здесь спектакли к тому, что так ценит фестиваль, были ближе, неупомянутые – дальше. «Саломея» не приписывается ни к тем, ни к другим.

Мастеровито сделанный в русле европейского мейнстрима продукт визуально впечатлял, затягивая в свои черно-белые недра (художник Этьен Плюсс). Музыкально радовал, потому как в яме под руководством Тугана Сохиева качественно ткалось штраусовское полотно, а на сцене царила богиня Асмик Григорян в компании с зарубежными вокалистами высокого класса. Но оригинальностью концепции спектакль не блистал, одну из главных сцен оперы – танец порочной девы режиссер провалил. Если, к примеру, «Саломея» Кастеллуччи (из которой Гут позаимствовал обезглавленную фигуру Крестителя, каменно сидящую на стуле) – это зашкаливающий метафоризм, не дающий шанса выбраться из режиссерских объятий без потрясений, то гутовская постановка, скорее, вбрасывала в публику путаницу. Встретить в викторианскую эпоху, куда режиссер перенес действие, библейского пророка, значит самому сойти с ума или повидаться с юродивым. Но Гут от канонической истории – ни на шаг: вот та самая порочная иудейка, вот тот самый Предтеча. Все даже и по уайльдовской букве. А уайльдовский дух с его рафинированным эстетством и символистской загадочностью тем временем – адьё, в космические дали.

Вот такие истории подарила нам двадцать восьмая «Маска».

Фотоальбом
Vita Nuova (Башкирский театр оперы и балета) Ариодант (Большой театр) Любовь издалека (Урал Опера Балет) Любовь к трем апельсинам (Пермская опера) Свадьба Фигаро (Нижегородский театр оперы и балета) Кармен (Пермская опера) Дон Жуан (Пермская опера) Кармен (Пермская опера) Свадьба Фигаро (Воронежский театр оперы и балета) Богатыри (Красноярский театр оперы и балета)

Поделиться:

Наверх