Моцарт языком Чайковского
«Свадьбой Фигаро» завершился IX Международный фестиваль искусств П.И. Чайковского

Среди разбросанных по всей стране фестивалей Юрия Башмета этот – один из самых молодых, тем не менее он уже имеет свои традиции. Главная – место проведения: Дом-музей Чайковского в Клину, где на так называемой Большой поляне ежегодно строится временная сцена; задействована также «Сцена на воде» в клинском парке «Сестрорецкий».

Фестиваль изначально стремится к разнообразию, и шесть концертов этого года не стали исключением. Ильдар Абдразаков выступил с «шаляпинским гала», МХТ привез спектакль «История любви» с музыкой Кузьмы Бодрова, Большой театр – «Кармен-сюиту», прошли концерты «Солистов Москвы» с участием Дениса Мацуева и Большого джазового оркестра Петра Востокова. Хрестоматийный шедевр Моцарта приберегли для финала.

«Свадьбу Фигаро» представили на русском языке, что по нынешним временам большая редкость, – причем в переводе Чайковского, который, как известно, испытывал глубокий пиетет перед Моцартом. Перевод Петра Ильича очень хорош: полон изящества, юмора, точно передает смысл оригинала и сам по себе является немалой ценностью. Было истинным наслаждением наблюдать за перипетиями сюжета, понимая все слово в слово и заражаясь куражом, с каким артисты проживали свои роли, также понимая на все сто каждый нюанс. Надо ли говорить, как возрастает значение родного и для публики, и для артистов языка, когда на нем играют именно комическую оперу, где много действия, много речитативов и текста как такового, где пропеваемые и проговариваемые шутки должны работать, иначе здорово теряется их аромат. В фестивальном спектакле все это счастливо сложилось, обеспечив представление необычайной живостью.

Постановка была специально подготовлена для Клина театром «Геликон-опера», однако отнюдь не как калька спектакля, который идет на его сцене с 2007 года (режиссура Дмитрия Бертмана). Новый вариант – семи-стейдж создал штатный режиссер «Геликона» Ростислав Протасов. На афише значилось: «концертная версия», но этому академическому формату соответствовали разве что оркестр на сцене и статичный хор на станках, поющий, кстати, по нотам (в отличие от солистов, хористы русский текст, видимо, не осилили). В остальном от «концерта» мало что осталось: на авансцене нешуточно кипела настоящая театральная жизнь, певцы активно взаимодействовали между собой – Протасов придумал массу занимательных мизансцен.

Сценическую коробку оформили огромным плексигласовым рисунком «под старину» (сценография режиссера) с элементами классической архитектуры: беседка-ротонда в глубине и двери-порталы с колоннами по бокам сцены. По мере сгущения сумерек плексигласовые красоты начинали потихоньку светиться неоновой подсветкой, добавляя действу элементы гламура и фантастичности. Авансцену отделили от оркестра бордюром с белыми пузатыми балясинами – точно таким же, как на малой сцене «Геликона»: возможно, оттуда и привезли. Кажется, родом оттуда же были диваны, кресла и круглый столик, за которым грустит Графиня, – синий бархат явно напоминал об историческом зале «Геликона». В последнем действии, происходящем в саду, вынесли искусственные деревья и кусты, также очень напомнившие те, что присутствуют в «геликоновском» спектакле «Пирам и Фисба». Костюмы для героев выбрали исторически неконкретные, но точно не из XVIII века, – скорее, из времени Чайковского или даже более поздней эпохи. Им не откажешь в изяществе, правда, не всем (например, Графиня в обилии серых пышных синтетических оборок цветом и объемом напоминала не утонченную аристократку, а мудрую сову).

Опен-эйр в российских условиях осложнен не только капризами погоды, но и акустическими обстоятельствами, редко благоприятными. Подзвучка – ахиллесова пята фестивалей под открытым небом. Динамический диапазон классической музыки велик, выстроить все филигранно и с учетом особенностей оперного вокала – дело сложное. Российские звуковики все еще постигают это многотрудное искусство. В Клину баланс между оркестром и певцами был найден, хотя общий уровень децибелов оказался несколько чрезмерным. Хотелось бы, чтобы все звучало потише, поделикатнее, больше в стиле Моцарта, а не дискотеки.

Явный позитив спектакля – вокал: в целом очень качественный и интонационно разнообразный. Море мужского обаяния – у Дмитрия Скорикова, чей Фигаро радовал красивым тембром, свободно льющимся голосом, очень действенным, выразительным пением. Полна очарования дебютантка Софья Цыганкова – стажер Молодежной программы «Геликона»: ее Сюзанна практически эталонна, особенно удалась певице ария в IV действии. Томный примадонский вокал Анны Пеговой правдиво нарисовал пресыщенную аристократку и одновременно несчастную женщину. Напористая витальность Константина Бржинского помогла создать образ туповатого и кичливого Графа. Валентина Гофер блистательно справилась и с травестийной ролью, и с хитовыми ариями своего Керубино. Из ролей второго плана нельзя не отметить Екатерину Облезову – Марцелину, чей артистизм, без преувеличения, выдающегося уровня. Оркестр и хор (хормейстер Евгений Ильин) под управлением Валерия Кирьянова не всегда были точны и безупречны, однако в общем дирижеру удалось провести спектакль в должном тонусе.

Фотоальбом

Поделиться:

Наверх