ЧТОБЫ КОСТЮМЧИК СИДЕЛ, ИЛИ ПРОЩАЙ, ОРУЖИЕ
Прошлый сезон Большой закрыл премьерой оперы Берлиоза «Беатриче и Бенедикт». Дело было в конце июля, который кто-то уже проводил в Кисловодске, а кто-то, возможно, на водах в Баден-Бадене, где началась сценическая жизнь этого опуса, добравшегося через 160 лет и к нам. Обозреть новое приобретение театра дала возможность прошедшая на днях вторая премьерная серия.

Пока разливалась восьмиминутная увертюра, перед публикой на занавесе разворачивали собственную википедию, из которой мы узнали массу фактов (а также небылиц) — нет, не про Баден-Баден, а про сицилийский город Мессину, где происходит действие оперы. В их числе: географические координаты, особенности земледелия и подробности истории. Нам сообщат, когда случилось самое сильное землетрясение и что осталось после него (вы изумитесь: только тюрьма и психиатрическая больница). Далее нас нокаутируют сообщением, что здесь до сих пор нет интернета, а для совершенных чайников уточнят: футбольный идол Месси родом вовсе не из Мессины. Если найдутся в публике те, кто, подобно Цезарю, умеют делать сразу несколько дел, — счастье. Значит, кто-то увертюру между строк захватывающего чтения все же услышит. 

Между тем, с ней по накалу, пожалуй, не сравнится ни одна последующая страница партитуры. Так, по крайней мере, она исполнялась под управлением дирижера Жюльена Салемкура, который легкомысленной пружинности не дал, лирическую широту дыхания не подчеркнул, зато как эффектно свистели у него пули, летали кавалеристы и буйствовал ветер, в порывах которого слышалось торжествующее «Победа!»… Это в либретто о войне сказано вскользь, а в спектакле она станет альфой и омегой — с чем, по всему, и сообразовывался дирижер в своей интерпретации. Причем, войну нам предъявят не какую-то мифическую, а совершенно конкретную — Первую мировую. 

С вестью о победе итальянцев над австрийцами притарахтит на сцену некто на изрыгающем дымы мотоцикле. С полей сражений вернутся домой в Мессину доблестные воины, поголовно израненные. А потому их прямиком — в госпиталь, раскинутый сценографом Семеном Пастухом в фигурном боскетном саду и укомплектованный смешными доисторическими капельницами и тренажерами. А дальше пошло-поехало: смазливенькая эмансипе, сменившая щегольские галифе на костюм сестры милосердия, будет изводить насмешками героя с перевязанной рукой, он — фанфаронить насчет того, что чем жениться на таких, лучше в ад. Что-то знакомое? Да. За основу своего, собственноручно написанного, либретто Берлиоз возьмет шекспировскую комедию «Много шума из ничего». 

Но поблекло то либретто в сравнении с пьесой основательно. Почти все линии, кроме противостояния вечно задирающих друг друга Беатриче и Бенедикта, вымараны. Из ярких событий — одна финальная свадьба. В процессе «перерождения» героев — никаких интригующих поворотов. А тут еще «Не верю!», одолевающее с первой минуты (кто б, к примеру, объяснил, почему кузина героини Геро, ее жених Клавдио и его будущий тесть-губернатор вместо того, чтобы готовиться к свадьбе, до которой считанные часы, заняты исключительно судьбой двух «анфан терриблей»?). 

Вялость действия перетекла в слабость музыкальной драматургии. Однако опус и при этом слушается с удовольствием. А как иначе, если за перо взялся Берлиоз — великий мастер по части музыкальных изобретений (вроде ансамбля с участием труб, гитар, тамбурина и звона бокалов) и большой умелец в деле создания ароматных стилизаций и совершенных по архитектонике вокальных номеров? Но публику звали не на концертное исполнение. Которому, к слову, отчаянно противится французская опера и, в частности, эта берлиозовская, обильная разговорными сценами и даже имеющая в числе персонажей некое важное лицо, изъясняющееся исключительно вербальным способом. Еще одно «кстати»: со словом в виденном спектакле вокалисты Большого традиционно справлялись в разы хуже, чем со своими прямыми задачами, отчего и без того не резвая опера только сильней буксовала. 

Облекать в сценические формы не самый благодатный материал в Большой театр был приглашен режиссер Александр Петров. Основатель петербургского театра «Зазеркалье» умеет со вкусом пошутить: чего стоит сцена, где Геро с подружкой разрабатывают интригу, пыхтя на госпитальном дворе сигаретками и вооружаясь шпаргалками. И найти интересные детали режиссер умеет, что тут ему особо пригодится. Капельмейстера Сомароне ввел в оперу в дополнение к шекспировским героям сам композитор. Но сделал из него моторчик, хоть как-то разгоняющий действие, режиссер. Наше первое знакомство с этим персонажем состоится в госпитале (в самом деле: где ж еще репетировать эпиталаму к свадьбе лирических героев!). Да этот господин, пожалуй, эксцентричен не меньше автора оперы, который по молодости готов был и в революционную авантюру ввязаться, и с пистолетами к неверной невесте полететь. А что это за интересный оркестрик завел он себе — с гитарами и флейтой в виде старомодного флажолета на первом плане? Ровно эти инструменты, помнится, осваивал в детстве и будущий корифей французского романтизма. Когда же прозвучит экзальтированное обещание удивить мессинцев «Фантастической симфонией», всякие сомнения развеются окончательно: «Здравствуйте, мсье Берлиоз!». А что представили классика не в бронзе с лавровым венком, а карикатурой, так ведь посмеяться он сам приглашал. 

Мечтал ли режиссер в спектакле выйти за пределы простой шуточки? Кажется, да: на подступах к постановке вспоминал он даже Хемингуэя и его роман «Прощай, оружие». Та же война, госпиталь, роман с медсестрой... Но если, к примеру, в симпатичной нижегородской «Свадьбе Фигаро», однажды привезенной на «Маску» (где герои тоже возвращались с Первой мировой), трагичность момента вступала в интересный контрапункт с комической чехардой, то в спектакле Петрова подобное не прослеживалось. Напротив, в самом финале вдруг явится попытка связать спектакль с совсем другим сюжетом. Режиссер завершит его не любовным перемирием двух насмешников, как это сделал композитор, а новым явлением вестника-мотоциклиста, объявившего о призыве на большие маневры. Прозвучит со значением. Но одноименный фильм с Жераром Филипом и Мишель Морган, в котором самонадеянный офицер на спор соблазняет светскую даму, даже не подозревая, какой любовной мукой это ему обернется, еще менее коррелирует с оперой Берлиоза... Так на что были придуманы предлагаемые обстоятельства под названием Первая мировая война? Чтоб художнику по костюмам (это Галина Соловьева) блеснуть в мастерстве создания стильных ретро-нарядов. Другие варианты ответов не просматриваются. 

Фото — Дамир Юсупов

Фотоальбом

Поделиться:

Наверх