Три великих итальянца и русский «римлянин»

Вердиевский «Симон Бокканегра» в «Зарядье» позиционировался в качестве полноценного, пусть и адаптированного к данному пространству спектакля, а не какого-нибудь там концертного исполнения или семистейджа. В программках даже прописали итальянскую команду, поставившую эту оперу в Генуе, а затем и на мариинской сцене. Режиссер и сценограф Андреа Де Роза претензии вряд ли предъявит – как поется в другой опере, «он далеко, он не узнает». Так что же все-таки показали в «Зарядье»?

Из спектакля Де Розы взяли элементы декораций, костюмы и большинство мизансцен. Вот только выглядело все это лишь бледной копией. Главная проблема заключалась, впрочем, не в том, что в «Зарядье» невозможно впихнуть оригинальную сценографию спектакля. Мариинцы наступили на те же грабли, что и несколькими месяцами ранее в «Тоске», только с более печальными последствиями. Оркестр, как и тогда, разместили прямо на сцене, вдоль правой стены. Но когда подобная локация не является изначально частью постановочного решения, то серьезные издержки практически неизбежны, и искажение сценической графики – далеко не худшая из них. Уже само по себе присутствие оркестра рядом или за спинами артистов не может не влиять на их сценическое самочувствие, как и на зрительское восприятие. Но влияет оно и на собственно музыкальное качество. В опере, подобной «Симону Бокканегре», где ансамбли, в том числе и дуэты, зачастую важнее сольных высказываний, особенно необходим постоянный контакт певцов с дирижером. Когда же они по большей части не видят друг друга, невозможно избежать возникающей то тут, то там рассинхронизации звучания, ощутимо снижающей впечатление от сколь угодно высококлассного исполнения.

Впрочем, в этот вечер по-настоящему высококлассным я бы назвал, пожалуй, лишь пение двух баритонов – Владислава Сулимского (Симон) и Павла Янковского (Паоло). Прекрасная певица Татьяна Сержан предстала не в самой лучшей вокальной форме, хотя местами все же производила яркое впечатление. Юрий Воробьев (Фиеско) и Александр Михайлов (Габриэль Адорно) были вполне корректны, но не более. И лишь Сулимскому – не просто одному из лучших вердиевских баритонов мира, но также превосходному музыканту и актеру – на какие-то моменты удавалось заставить нас забыть о всех музыкальных нестыковках. Хотя в ансамблях порой начинал «плыть» и он… Кстати, и оркестр во главе с Валерием Гергиевым в КЗЧ шесть лет назад играл эту оперу ярче и выразительнее. Правда, тогда это было просто честное концертное исполнение, каковое, надо признать, куда как предпочтительнее подобного недоспектакля.

«Зарядье», кстати сказать, вполне позволяет адаптировать спектакли и без таких вот «загогулин». Здесь имеется возможность создания оркестровой ямы, и какое-то время назад, помнится, Мариинский театр ее использовал. Но лучше все-таки не пытаться адаптировать готовые спектакли (для них есть сцена Большого театра, находящаяся ныне в полном распоряжении того же Гергиева), а делать изначально рассчитанные на этот зал семистейджи. Как, например, представленный неделей ранее «Борис Годунов»…

***

В КЗЧ Дмитрий Корчак и Кристина Мхитарян в сопровождении Российского национального молодежного симфонического оркестра под управлением Жорди Бернасера представили программу, включавшую отрывки из опер Доницетти и Беллини. Корчака в Москве мы видим и слышим не столь уж редко в разных ипостасях. Бернасер за последние года полтора тоже появлялся здесь не раз. А вот Кристину Мхитарян не доводилось слышать едва ли не с тех времен, когда она еще была в Молодежной программе Большого театра. Особенно памятны ее прекрасные Джильда и Норина. В этом концерте должна была выступать начинающая итальянская певица Катерина Сала, но она заболела, и недели за две объявили о замене. Поскольку имя Салы пока ничего нам не говорит, трудно судить о том, стоит ли так уж сильно жалеть, что знакомство с ней не состоялось. Зато очень радостно было вновь после большого перерыва услышать Кристину Мхитарян.

Поначалу казалось, что голос певицы за эти годы стал суше, но во втором отделении он расцвел во всей своей красе. Совершенно изумительно прозвучал Романс Джульетты из «Капулетти и Монтекки», однако и арии и дуэты из «Дона Паскуале», «Лючии ди Ламмермур» и «Любовного напитка» были весьма хороши.

Корчак в первом отделении тоже звучал немного жестковато – порой даже начинало казаться, что он уже в мыслях поет не какого-нибудь там Эдгара, а самого настоящего Манрико (надеюсь все же, что до него дело если и дойдет, то не скоро). Но это был настоящий итальянский звук, постепенно все более приближавшийся к эталонам бельканто. Во втором отделении Корчак в числе прочего исполнил свой коронный номер из «Дочери полка» с девятью верхними до, однако ему, похоже, показалось мало, и он еще добавил вставную верхушку в Романс Неморино. Жаль, что тенор возобладал тут над музыкантом: нота эта заметно огрубила тончайшую звуковую вязь – тем более что ее, в отличие от всего романса, спетого на mezza voce, он выдал на полную катушку…

Жорди Бернасер в прошлом году в «Трубадуре» в Большом показался чересчур сдержанным, но на сей раз подобного ощущения не было и в помине. Испанский маэстро прекрасно чувствует стиль и душу итальянской оперы, что сполна и продемонстрировал как в увертюрах к «Дону Паскуале», «Дочери полка» и «Норме», так и в аккомпанементах солистам. И с РНМСО у него сложился прекрасный контакт.

***

Николай Андреевич Римский-Корсаков, 180-летие со дня рождения которого отмечается в нынешнем году, к Италии прямого отношения не имеет, хотя свою фамилию «отработал» в опере «Сервилия» из римской истории. Да и друзья по «Могучей кучке» любили называть его «римлянином». Для России он значим, пожалуй, не менее, чем для Италии Верди.

Программу из сочинений Римского-Корсакова представил на Исторической сцене Большого театра Дмитрий Лисс. Вернее, целых две программы, но на второй, с участием солистов, я не был. Прежнее руководство театра заявляло еще и концертное исполнение «Руслана и Людмилы» с участием этого выдающегося маэстро, однако Гергиев его отменил, взамен решив привезти мариинскую постановку оперы Глинки, а концерты с марта (когда сам устраивал в Большом минифестиваль Римского-Корсакова – опять же со спектаклями Мариинки) перенести на июнь. Решение развести эти события во времени оказалось весьма предусмотрительным, ибо сравнение в данном случае оказалось бы явно не в его пользу. Конечно, у Гергиева более сильная харизма, но не харизмой единой…

На таком качественном уровне – идеальный звуковой баланс, оркестровая кантилена, тщательнейшая проработка штрихов, выразительное интонирование, внятная и четкая фразировка – мы не слышали корсаковскую музыку в этих стенах, наверное, со времен Светланова. Конечно, со Светлановым на этом поле очень трудно тягаться – слишком уж масштабная фигура, а его «Китеж» навсегда останется эталонным. Но вот если говорить о «Золотом петушке», сюита из которого составила добрую половину первого отделения, то у Лисса эта музыка прозвучала – нет, не то чтобы ярче, но гораздо более выпукло, ближе к авторскому замыслу. У Светланова «Петушок» был каким-то уж слишком гедонистически-красивым, тогда как все, что касается гротеска и сарказма, во многом нивелировалось как чуждое дирижеру. Слушая же сюиту в этот вечер, мы хорошо понимали, о чем хотел сказать композитор. И как тут лишний раз не посетовать, что такой мастер, как Дмитрий Лисс, свой потенциал оперного дирижера так до сих пор по-настоящему и не реализовал…

Умение выстраивать интонационную драматургию было явлено маэстро и в совсем уж нетеатральной увертюре «Светлый праздник». У Лисса она была лишена какой-либо помпезности, очень последовательно и внятно были представлены драматические перипетии и подводные камни, через которые пролегает путь к этому самому «светлому празднику». С большой силой (отнюдь не в смысле громкости) прозвучала и знаменитая «Сеча при Керженце» из «Китежа».

Во втором отделении исполнялась «Шехеразада». У меня были определенные сомнения по ее поводу: в этом произведении немало моментов, требующих стихийного, лавинообразного темперамента, Лиссу вроде бы не присущего. Но все было продирижировано и сыграно так, что от музыки было не оторваться. Да и разгул морской стихии, пусть и введенный в твердые берега, тоже по-своему впечатлял. А уж как упоительно, с какой негой и изысканностью звучали все восточные мотивы (как тут не вспомнить о фестивале «Евразия», неоднократно проводившемся в Екатеринбурге под художественным руководством Лисса)!..

Кстати, обе корсаковские программы оркестр Большого под управлением Дмитрия Лисса совсем скоро повторит на фестивале «Лето. Музыка. Музей» в Новом Иерусалиме.

Классики и романтики

В Малом зале «Зарядья» дал сольный концерт Андрей Коробейников –чрезвычайно талантливый пианист с очень своеобразной индивидуальностью. Программа включала в себя сочинения Бетховена и Шумана. Музыку обоих композиторов Коробейников играет более или менее регулярно, но в этот вечер ему особенно удался Шуман.

В первом отделении прозвучали 26-я и 31-я сонаты Бетховена, сыгранные со зрелым мастерством, убедительно по интерпретации, хотя и не без спорных моментов. В 26-й сонате пианист слишком уж педалировал драматизм, порой переходивший в трагизм, вроде бы самим Бетховеном здесь не предполагавшийся, но это все же не носило столь радикального характера, как некогда у того же Коробейникова в «Лунной» сонате. Интерпретация 31-й сонаты показалась более цельной и в то же время менее оригинальной. В целом все прозвучало качественно, но несколько герметично, почти не затрагивая душевных струн. Это были, скорее, некие рациональные конструкции, «домашние заготовки», которым недоставало живительного элемента сиюминутности.

Иная картина возникла во втором отделении. На пианиста словно что-то снизошло, и шумановскую Фантазию до мажор он сыграл уже не только с мастерством, но и с подлинным вдохновением. Слушалась она на одном дыхании. Местами возникали явственные арки к шумановским же «Карнавалу» и «Фантастическим пьесам» (у других пианистов они, как правило, все же не столь ощутимы). Кстати, самая знаменитая из последних – «Порыв» – была сыграна на бис. А следом прозвучала популярнейшая «Баркарола» («Июнь») из «Времен года» Чайковского. Коробейников сыграл ее на удивление аскетично и просто, без малейших изысков, но очень душевно.

***

Нетривиальную (как, впрочем, всегда) программу предложил в КЗЧ Musica Viva с Александром Рудиным. В первом отделении прозвучали Первый концерт для скрипки с оркестром 19-летнего Моцарта и Концерт для скрипки, виолончели и гобоя с оркестром 20-летнего Сальери. Оба композитора были таким образом представлены на равных, сравнительно ранними опусами. Наверное, ни тот, ни другой к числу шедевров не отнесешь, но оба – высокоталантливы, в обоих вполне видны руки мастеров. И добавлю – оба были великолепно исполнены. Партию скрипки играл Никита Борисоглебский, для которого эти сочинения не представляют никакой сложности, а напротив, позволяют немного расслабиться и просто получить удовольствие от музыки. Борисоглебский не пытался отыскать в них какие-то особые глубины – для этого существует множество других произведений, – зато тонкости и изящества в его игре было более чем достаточно. Прекрасно сыграл партию виолончели сам Рудин, параллельно еще и дирижируя. А гобоист Виталий Назаров (входящий в постоянный состав оркестра) составил вполне достойный ансамбль со звездными солистами.

Первое отделение было прекрасно, но второе – едва ли не еще прекраснее. Исполнялась Шестая симфония Шуберта, и это было едва ли не лучшее, что я слышал у Рудина с Musica Viva за последнее время. Здесь присутствовали и идеальная форма, и безупречная интерпретация, и нескончаемый, но не чрезмерный, а вполне шубертовский драйв, и чувство упоения этой музыкой, исходившее из-за пульта и передававшееся как оркестру, так и залу. И как тут было не помечтать о том, чтобы Рудин с Musica Viva подготовили в ближайшие годы полный цикл шубертовских симфоний.