Одна Восьмая

Валерий Гергиев продолжает устанавливать рекорды: семь (!) малеровских симфоний за пять дней. Подобного рода подвиги давно уже утратили характер сенсации, а ожидать откровений при таком вот «поточном» подходе едва ли имеет смысл. Поэтому в четырех случаях из пяти я предпочел другие концерты. Однако Восьмая, известная также как «симфония тысячи участников», звучит гораздо реже остальных, и для нее стоило сделать исключение. Тем более что исполнялась она объединенным оркестром Мариинки и Большого на Исторической сцене последнего, что, несомненно, повышало градус событийности. Малер здесь не слишком частый гость, и для музыкантов Большого встреча с ним – момент ответственный и волнующий. Да и для Гергиева дирижировать объединенным оркестром – задача не столь обыденная, нежели одним мариинским (который играл остальные шесть симфоний в «Зарядье»). Надежда, что Восьмая станет чем-то большим, чем очередная рутинная акция, не то чтобы оправдалась на сто процентов, но и не оказалась совсем уж беспочвенной. Гергиев дирижировал отнюдь не на автопилоте, как наблюдаем у него достаточно часто, и в ряде эпизодов достигал впечатляющих результатов. Музыканты старались изо всех сил, хотя порой все же нарушалась стройность, слышались нечистые ноты, что, впрочем, и неудивительно: учитывая вышеописанный график, трудно даже вообразить, как и когда это могло репетироваться…

Хорошо в целом показали себя основной и детский хоры Большого. А вот ансамбль солистов, в числе которых пятеро были из Большого, а двое из Мариинки, оказался весьма неровным. По-настоящему хорошо спел теноровую партию – пожалуй, главную в Восьмой симфонии – Сергей Скороходов. Достойно выступили Екатерина Воронцова и Евгений Никитин, а вот Екатерина Морозова, похоже, чувствовала себя в этом материале «не в своей тарелке». Среди исполнительниц женских партий наиболее яркое впечатление оставила Алина Черташ.

В себе и вне себя

В ГЭС-2 стартовал цикл концертов под общим названием «Музыка вне себя» (куратор – Дмитрий Ренанский). Первая программа именовалась «Антиформалистический раек» и завершалась соответствующим опусом Шостаковича, которому предшествовали сочинения Брамса, Шабрие и Шёнберга. Подобное сочетание вызывало поначалу даже некоторое недоумение, но сам концерт и блистательные комментарии Ярослава Тимофеева его по большей части развеяли.

Название «Музыка вне себя» явно навеяно филармоническим авторским циклом Тимофеева «Вещь в себе». Про одного из героев он как-то скаламбурил: его музыка – «вещь в себе», а самого автора современники полагали несколько «не в себе». Впрочем, близость здесь все же скорее семантическая, а не смысловая.

В этой первой программе цикла по-настоящему «вне себя» была, пожалуй, только музыка Шостаковича, да еще в какой-то мере Шёнберга. Общее между всеми представленными сочинениями – юмористическое начало, оборачивающееся то легкой, незлобивой пародией, как у Брамса, то «дружеским шаржем», как у Шабрие, то памфлетом, как у Шёнберга, то – язвительной, уничтожающей сатирой, как у Шостаковича. Комментарии Тимофеева (который еще и исполнил в последнем номере партию «тарелок») не только снабжали слушателя соответствующей оптикой, но и становились полноправной составной частью программы.

Открыл ее цикл «Русский сувенир» Брамса, в котором девятнадцатилетний композитор и в шутку, и всерьез пофантазировал на темы русских и цыганских песен. Не все первоисточники узнаваемы, но сочинение в целом довольно любопытное. Еще интереснее выглядят «Воспоминания о Мюнхене» Шабрие – «фантазия в форме кадрили на темы из “Тристана и Изольды” Рихарда Вагнера». Шабрие был вагнеровским фанатом, но в его сочинении явственно ощутим элемент издевки, и неслучайно правоверными вагнерианцами оно было принято в штыки. Эти два номера, предназначенные для фортепиано в четыре руки, великолепно сыграли Екатерина Державина и Сергей Каспров. Последний участвовал также и в исполнении двух других произведений. Три сатиры для смешанного хора Шёнберга совершенно фантастически спел ансамбль Intrada под руководством Екатерины Антоненко (кроме Каспрова, в исполнении участвовали альтист Павел Романенко и виолончелист Михаил Калашников). Без комментария Тимофеева – и добавлю, без знания немецкого языка – это произведение едва ли можно было бы правильно понять, хотя, впрочем, в чисто музыкальном плане оно интересно и само по себе, даже без считывания авторских подколов и полемик. Интрадовцы пели эту музыку так, словно в ней нет решительно ничего трудного, получая видимое удовольствие буквально от каждого штриха и оттенка. Кульминацией же, как и было задумано, стал «Антиформалистический раек» Шостаковича в чрезвычайно выразительном исполнении Гарри Агаджаняна при участии Каспрова и интрадовцев. И многие моменты этого сочинения оказались очень даже актуальными для нынешнего момента…

Ветер, знаки и вариации

На прошедшей неделе было заявлено два больших юбилейных приношения классикам двадцатого столетия – Борису Чайковскому и Арво Пярту. Первый, в КЗЧ, благополучно состоялся. Второй, в «Зарядье», где должны были звучать хоровые сочинения великого эстонца в исполнении ансамбля Intrada, отменили за три дня до даты проведения – как написали интрадовцы на своей странице в VK, «по независящим от нас и зала причинам» (хотелось бы надеяться, что у коллектива все же будет возможность в ближайшее время представить подготовленную программу в каком-нибудь менее официальном месте).

Концерт, посвященный 100-летию со дня рождения Бориса Чайковского, для многих стал почти что откровением. И действительно, чем больше знакомишься с музыкой этого все еще недостаточно оцененного композитора, тем больше проникаешься осознанием значительности его фигуры. До недавнего времени лучшим (а в некоторых случаях и единственным) интерпретатором оркестровых сочинений Бориса Чайковского был Владимир Федосеев. Теперь, похоже, эта роль переходит к Ивану Никифорчину, отнюдь не в первый раз обратившемуся к его творчеству. Кстати, за несколько дней до юбилейного концерта он выпустил диск, записанный вместе с тем же МГАСО, программа которого с той, что исполнялась в КЗЧ, пересеклась лишь в одном пункте – симфонической поэме «Ветер Сибири». Это сочинение, начинающееся немного в духе Дебюсси, а заканчивающееся едва ли не по-вагнеровски, можно причислить к шедеврам композитора, как и завершившую программу Тему и восемь вариаций.

В концерте также прозвучали поэма для оркестра «Подросток» (с подзаголовком: «под впечатлением от романа Ф. Достоевского»), несколько фрагментов из сюиты «После бала» (она, вообще-то, заявлялась целиком, но потом обнаружилось, что хронометраж сильно растянут: даже и в чуть ужатом виде концерт закончился почти в десять) и кантата «Знаки Зодиака». Каждое из этих сочинений – если и не прямо шедевр, то уж, несомненно, настоящая, большая музыка. Никифорчин на совесть подготовил ее с оркестром, который возглавил годом ранее, сумев заразить музыкантов своей любовью к этому композитору. Качество игры было очень высоким. Прекрасно спела «Знаки Зодиака» Венера Гимадиева, а исполнение «Подростка» немало украсила виоль д’амур Сергея Полтавского.

Эту программу также вел Ярослав Тимофеев, но как же отличалась его интонация от той, что мы слышали накануне в «ГЭС-2»! Там его комментарии были игрой интеллекта – афористичными, остроумными, порой саркастичными, тогда как здесь их общая тональность стала проникновенно-лирической и очень искренней.

Бородин без посредников

На следующий день в том же зале открылся традиционный фестиваль РНО. В начале Николай Луганский в сопровождении оркестра под управлением Александра Рудина сыграл Четвертый концерт Бетховена, и это оказалось куда более впечатляющим, чем сыгранный им здесь же в прошлом году Третий. Тогда в его исполнении преобладал академический холодок, теперь же, особенно во второй части, мы услышали и душевный трепет, какого подчас недостает выступлениям этого выдающегося музыканта. Прекрасно была сыграна и «Песня без слов» Мендельсона (op. 85, № 4 ре мажор, «Элегия») на бис.

Второе отделение началось с мировой премьеры сочинения Андрея Головина «Немая Вега» на стихи русских поэтов для сопрано с оркестром, написанного специально к фестивалю. Сочинение, безусловно, интересное и талантливое, хотя, пожалуй, все же немного вторичное. И музыка для оркестра здесь выписана гораздо выигрышнее, нежели для голоса. Более того: слишком плотная оркестровая ткань и чрезмерное подчас использование верхнего регистра в вокальной партии приводят к тому, что стихотворные тексты малоразличимы из зала. И это точно не по вине прекрасной певицы Татьяны Иващенко (солистки Нижегородского оперного, кстати сказать, около года назад в Пакгаузе на Стрелке покорившей исполнением двух циклов Бориса Чайковского – включая те самые «Знаки Зодиака», что накануне в КЗЧ спела Венера Гимадиева): в трансляции-то у нее понятно почти каждое слово. Наверное, проблему мог отчасти смягчить Александр Рудин, если бы, конечно, имел возможность предварительно услышать, как это звучит из зала – да не пустого, как на репетициях, а полного…

Знаменательным событием стало исполнение Второй симфонии Бородина (больше известной под неавторским названием «Богатырская») в оригинальной редакции, около десяти лет назад восстановленной и опубликованной Анной Булычевой, но лишь теперь постепенно входящей в обиход. В Москве ее уже играл в начале прошлого года Тюменский симфонический оркестр во главе с Юрием Медяником, но тогда в афишах КЗЧ почему-то не указали, что исполняется именно авторская редакция, и многие концерт благополучно пропустили. Теперь же соответствующая строка была на месте (при этом, правда, в буклете и в дикторском объявлении как ни в чем не бывало фигурировали придуманные после смерти Бородина «богатырские» подзаголовки частей симфонии, направляющие слушателя по ложному следу). Рудин с РНО уже однажды исполнили оригинальную версию на прошлогоднем летнем фестивале в Сочи, и теперь по всему ощущалось, что материал хорошо проработан и освоен. Симфония прозвучала ярко и выразительно, притом с настоящим драматическим конфликтом в первой части, каковой в корсаковско-глазуновской редакции во многом подменен эпической торжественностью. Словом, концерт этот можно считать полноценной и очень убедительной московской презентацией творения Бородина в его подлинном обличии.

Между Францией и Италией

На следующий вечер в том же зале состоялось концертное исполнение «Манон» Массне с участием звездной пары – Кристины Мхитарян и Липарита Аветисяна. Мхитарян была хороша в заглавной партии, вот только иногда, кажется, забывала, что поет эту героиню в опере Массне, а не Пуччини. Порой резали слух крикливые верха, очень уж выпадавшие из стиля, а знаменитая сцена обольщения прозвучала несколько однообразно по нюансам. В целом все же исполнение Мхитарян, даже со всеми оговорками, производило сильное впечатление. Как и ее партнера, чудесного тенора Липарита Аветисяна, звучание голоса которого порой казалось все же скорее итальянским, нежели французским.

Неплохо выступили Максим Лисиин (Леско), Игорь Подоплелов (Бретиньи) и особенно Айк Тигранян (Граф де Грие). Свой вклад внес и Госхор имени Свешникова под руководством Екатерины Антоненко.

Дирижером первоначально был заявлен знаменитый Даниэль Орен, но что-то не сложилось, и, пожалуй, к лучшему. Потому что Орен – монументалист, мастер крупных полотен и большого оперного стиля (недаром его особенно любят в Арене ди Верона), а французская лирическая опера – едва ли его чашка чая. Дирижировать в итоге предложили Федору Безносикову, у которого оставалось чуть больше двух недель, дабы овладеть материалом буквально с нуля. Это было тем труднее, что его оперный опыт пока относительно скромен и с французской лирической оперой он дела еще не имел – как, впрочем, и светлановский ГАСО. Но молодой дирижер так «вгрызся» в материал, настолько им проникся, что опера под его управлением прозвучала вдохновенно и даже во многом стильно. Мало того: стоя к солистам спиной, дирижер как-то ухитрялся находиться с ними на одной волне, и сколько-нибудь существенных расхождений не наблюдалось.

Безносиков открыл в этот вечер свой сезон, уже вступив в должность музыкального руководителя «Новой оперы». То, что открыл он его именно оперой, можно счесть простым совпадением, а можно – знаком судьбы или утверждением новых приоритетов. И, конечно, подтверждением правильности выбора, сделанного руководством театра, где уже в конце ноября он встанет за пульт «Тристана и Изольды».