Премьеры и открытия
Первый концерт XI международного фестиваля вокальной музыки «Опера априори», посвященный юбилею его основателя и продюсера Елены Харакидзян, проходил в Англиканской церкви св. Андрея. Изысканная программа, состоявшая почти исключительно из раритетов, называлась «Ариадна», и все семь ее номеров были связаны с этой мифологической героиней.
Начали с мировой премьеры кантаты-реминисценции Руста Позюмского на его же стихи «Плач Ариадны» (свободное переложение единственного сохранившегося номера из оперы «Ариадна» Клаудио Монтеверди). Исполнил ее сам Позюмский вместе с Алисой Тен. Получился весьма любопытный эффект: на вполне барочное звучание виолы да гамба контрастно накладывался специфический вокал фольклорного типа Алисы Тен (параллельно также игравшей на виоле да гамба), в котором одновременно проступало и нечто добарочное – скорее английское, нежели итальянское, притом что пела она по-русски.
Следом Позюмский вместе Сергеем Полтавским (виоль д’амур) и Асей Гречищевой (теорба) сыграли российскую премьеру Чаконы из «Лабиринта» Марена Маре, и это было уже чистое барокко, без всяких примесей. А далее Позюмский и Гречищева аккомпанировали Диляре Идрисовой в еще одной российской премьере – кантате «Ариадна» старшего современника Баха Франческо Манчини. Интереснейшее сочинение практически неизвестного у нас композитора в исполнении одной из лучших барочных певиц стало первой кульминацией программы.
Четвертым номером прозвучала фреска «Танец Ариадны» из романа-симфонии Николая Сидельникова «Лабиринты» в великолепном исполнении Юрия Фаворина. Для большинства присутствующих это также было в новинку, хотя в прошлом сезоне Фаворин играл в «Зарядье» все сочинение целиком.
Но, пожалуй, главной кульминацией и самым ярким моментом стал номер пятый – кантата Гайдна «Ариадна на Наксосе» в исполнении Карины Демуровой и Юрия Фаворина. Демурова стала настоящим открытием, можно даже сказать, сенсацией. Окончив восемь лет назад Московскую консерваторию, она сразу же попала в Молодежную программу Цюрихской оперы, сделав затем успешную международную карьеру; у нас же о ней до сей поры мало кто знал. Это был по существу ее российский дебют, оказавшийся феноменально успешным. Певица продемонстрировала голос редкой красоты, которым владеет в совершенстве, и удивительную как для Гайдна, так и для кантатного жанра экспрессию. И если прежде многим казалось, что вокальная музыка первого венского классика лишена настоящего драматизма, то Демурова это блистательно опровергла. Равноправный ансамбль с ней составил стилистически мгновенно перестроившийся Юрий Фаворин.
На такой вот кульминационной ноте вполне логично было бы программу закончить. Но завершить ее решили классикой XX века, наиболее известным произведением на этот сюжет – оперой Рихарда Штрауса «Ариадна на Наксосе». Сначала прозвучал Терцет нимф в переложении для скрипки, альта и фортепиано (Юлия Игонина, Сергей Полтавский и Юрий Мартынов), а затем – монолог Ариадны в исполнении Альбины Латиповой в сопровождении того же инструментального трио. Вообще-то партия Ариадны предназначена для голоса более крепкого и крупного, тогда как Латиповой больше бы подошел другой персонаж этой оперы – Цербинетта. Но в зале с такой акустикой и с камерным ансамблем, а не штраусовским оркестром, Ариадна оказалась ей почти впору.
Между Шостаковичем и… Шостаковичем
В день рождения Шостаковича Квартет имени Бородина сыграл в МЗК два его квартета и один бетховенский. Сочетание имен вопросов не вызывало, а вот идея Шостаковичем начинать, а Бетховеном, наоборот, заканчивать, показалась довольно спорной. Все-таки настроиться на Шостаковича после Бетховена гораздо легче, нежели наоборот, – в том числе, я думаю, и самим исполнителям. А в данном случае Девятый квартет Бетховена звучал так, словно бы это еще продолжался Шостакович. Тем более что первое отделение закончилось Тринадцатым квартетом – одним из поздних творений композитора, в котором явственно звучит предчувствие скорого ухода. И после этого до-мажорный бетховенский квартет, где трагические ноты если и присутствуют, то лишь подспудно, показался поначалу несколько «оминоренным», а vivace было как бы и не совсем vivace. Возможно, впрочем, что бородинцы сознательно закладывали такой эффект.
Как бы то ни было, сыграли они Бетховена не менее превосходно, чем Шостаковича, который у этого ансамбля всегда предстает в эталонном варианте. Но дух Шостаковича незримо витал и над вторым отделением, а потому на бис прозвучала его «Элегия» для струнного квартета. До сих пор мне не доводилось слышать этот опус, представляющий собой авторское переложение первой арии Катерины из «Леди Макбет Мценского уезда». Я даже поначалу подумал, что композитор таким вот образом хотел напомнить о своем ошельмованном и на долгие годы запрещенном шедевре. Оказалось, однако, что «Элегия» написана в 1931 году, когда работа над оперой еще даже не была закончена…
Прокофьев – знакомый и не очень
Фестиваль РНО в КЗЧ завершился программой не совсем обычного формата. Называлось это так: «“Онегин. Сквозь время”. Театрально-симфоническая фантазия по роману А.С. Пушкина. Музыка С.С. Прокофьева». Прокофьев, как известно, написал в свое время музыку к так и не осуществленному в итоге спектаклю Камерного театра Таирова, многие темы и фрагменты затем использовав в сочинениях разных жанров, – прежде всего в операх «Война и мир» и «Обручение в монастыре», где они зазвучали уже совсем в ином контексте. Для фестивального концерта музыку к «Онегину» решили дополнить фрагментами еще нескольких прокофьевских произведений. То, что получилось, оставило двойственное впечатление. Как рассказал один из организаторов фестиваля, поначалу ориентировались на другую команду, но в конечном счете, когда времени оставалось уже не так много, остановились на режиссере Марине Брусникиной, художнике Варваре Тимофеевой (оформлявшей также и ранее представленную в программе «Дафну» Р. Штрауса) и четверке актеров взамен предполагавшегося одного. Следы поспешности ощущались во всем – кроме собственно музыкальной стороны под руководством Дмитрия Юровского.
Наиболее сомнительной показалась идея режиссера перемежать фрагменты пушкинского текста весьма примитивными рассуждениями на тему: «а как там сегодня» – вплоть до озвучивания данных соцопросов, сколько процентов девушек готовы первыми объясняться в любви и делать предложение. Выглядело это, надо сказать, довольно неуклюже. Да и в целом ставка на известное режиссерское имя в данном случае не слишком себя оправдала. Зато актеры по ходу не раз удостаивались заслуженных аплодисментов. Они читали пушкинский текст, то словно бы со стороны взирая на происходящее с персонажами, то как бы перевоплощаясь в них. Маститые Игорь Костолевский с Ольгой Остроумовой и молодая Юлия Хлынина по праву стали героями вечера – наряду с РНО и маэстро Юровским. А вот за четвертого участника актерского квартета Павла Табакова было несколько неловко: практически весь отведенный ему текст он читал с листа, то и дело сбиваясь и запинаясь. Последнее, правда, иногда происходило и с мастерами, но они-то, наоборот, по большей части читали наизусть, и делали это отнюдь не формально…
Как нередко происходит в подобного рода литературно-музыкальных композициях, текст накладывался на музыку и подчас ее заглушал, что было очень обидно, тем более при таком высоком качестве исполнения. Но все же последнюю точку поставила именно музыка, и «Пушкинский вальс» № 2 окончательно примирил со всеми издержками.
Звезды завтрашнего дня
В Камерном зале филармонии в рамках цикла «Филармонический дебют» состоялся концерт пианиста Ивана Чепкина, в котором принял участие также виолончелист Тихон Евланов. Обоим всего по 17 лет, и у каждого на счету немало конкурсных наград. И оба, не сомневаюсь, заслужат еще не одну.
Чепкин – ученик замечательного педагога Анны Арзамановой – для своих лет достаточно неплохо технически оснащен и стремительными темпами растет как музыкант и как личность. Слушать его ныне значительно интереснее, чем, скажем, на прошлогоднем конкурсе Grand Piano (где он тоже, впрочем, выступал не без успеха и вошел в число лауреатов). Начал юный пианист с Шопена – Анданте спианато с большим блестящим полонезом, – исполнив затем несколько фрагментов из прокофьевской «Золушки», Сонату № 2 Рахманинова и – вместе с Евлановым – Сонату № 1 для виолончели и фортепиано Брамса. Музыку каждого из четырех композиторов Чепкин прекрасно чувствует и для каждого находит свой особый звук. Мне больше всего понравился его Прокофьев, но хороши были и остальные, хотя порой и не без тех или иных недостатков. В Анданте спианато, к примеру, не вполне получились трели, а в примыкающем к нему полонезе пианиста порой немного заносило в смысле ускорения темпа, и некоторые музыкальные фразы оказывались скомканными, особенно ближе к концу. В рахманиновской сонате, сыгранной очень ярко, темпераментно и не без глубины, пианист подчас несколько перебирал по части динамики. Что ж, говоря словами Пушкина, «младая кровь играет», да и вполне понятное волнение – все-таки первый раз исполнять такое сочинение на публике – не стоит сбрасывать со счетов.
Серьезным экзаменом стало и исполнение виолончельной сонаты Брамса вместе с Тихоном Евлановым. Здесь, как, впрочем, и в ряде других сочинений Брамса, весьма непросто ухватить форму и настроение, но двум юным музыкантам это удалось. И между ними сложился отличный ансамбль.
Евланов превосходно сыграл также и один сольный номер – Сонату Лигети для виолончели соло. Пожалуй, из всех молодых виолончелистов, каких доводилось слышать за последние годы, он – наиболее яркий и многообещающий.
Покоренная стихия и светоносная грусть
Кульминация музыкальной недели в этот раз четко совпала с последним ее днем. Александр Лазарев выступал в КЗЧ с Российским национальным молодежным симфоническим оркестром, а солировала Анна Цыбулёва.
Это было первое выступление маэстро после недавнего 80-летия, но, в соответствии с его пожеланием, о юбилейной дате не упоминалось. А сам он демонстрировал не вяжущуюся с подобными числами мощнейшую энергетику, как и почти всегда в последнее время (феномен Лазарева заслуживает специального исследования – не искусствоведческого даже, а антропологического: других примеров, когда энергетика только возрастает в те годы, когда у прочих, наоборот, идет на спад, даже и не припомнить).
Третья симфония Рахманинова, обычно мало у кого получающаяся, у него стала масштабным полотном. И не за счет точно выстроенной формы – об этом Лазарев, кажется, вообще особо не беспокоится: она складывается как-то сама (или не складывается, что, впрочем, с годами случается у него все реже и реже). Но и не за счет одной лишь энергетики, каковая, кстати, отнюдь не мешает иным знаменитым маэстро полностью или частично разваливать музыкальное целое. Выдающийся дирижер, казалось, целиком отдавался стихии, но одновременно и увлекал ее за собой, подобно капитану, проводящему корабль сквозь все рифы в бушующем океане. Только он-то в одно и то же время как бы пребывал и на капитанском мостике, и непосредственно в самом бурном потоке. Общее впечатление даже при некоторой неопределенности замысла оказалось очень сильным. И прием был соответствующим, так что маэстро расщедрился на бис – правда, весьма короткий: фрагмент па-де-де из «Щелкунчика».
Но едва ли не еще более сильные впечатления оставило первое отделение, в котором звучала Концертная фантазия для фортепиано с оркестром Чайковского. Анна Цыбулёва играла ее впервые, но данное обстоятельство практически ни в чем не напоминало о себе – настолько проработан и «присвоен» был ею материал. В этой фантазии, надо заметить, роль солиста несколько отличается от той, что имеет место в концертах Чайковского. Здесь он то является частью оркестра и в каких-то эпизодах в нем попросту растворяется, то, напротив, получает необычайно развернутые сольные высказывания (большой «монолог» в первой части почти на десять минут – примерно треть от общего объема произведения – кажется, вообще не имеет аналогов). И Цыбулёва была в них чрезвычайно выразительна. Вместе с маэстро и оркестром она превратила Концертную фантазию в захватывающее переживание, доказав, что это сочинение можно отнести к числу шедевров композитора. В последнем обстоятельстве прежде не было такой уверенности; хотя существует немало очень качественных записей, всем им чего-то не хватает. А тут я еще несколько раз переслушал после концерта трансляционную запись, и впечатление оставалось все таким же сильным и свежим.
Тонким, глубоко чувствующим и рефлексирующим музыкантом Анна Цыбулёва едва ли даже не в еще большей степени предстала в сыгранной на бис «Осенней песне» из «Времен года» Чайковского. Года полтора назад она исполняла «Времена года» целиком в «Филармонии-2», и то впечатление трудно забыть, но в этот раз «Осенняя песня» показалась у нее даже еще более проникновенной. Здесь были и удивительно красивый теплый звук, и щемящая грусть, в которой слышалось вместе с тем некое светоносное начало. И думалось: ну кто еще из ныне действующих (и что важно, играющих в России) пианистов способен в такой мере испытывать и передавать слушателям душевный трепет и сердечное волненье?..
Поделиться:

