– Екатерина, в Концертном зале Мариинского театра вы пели вместе с Ольгой Бородиной. Сегодня оперный мир демократизировался и дивы одной «весовой категории» без ревности делят одну сцену?

– Для меня оказаться в одном концерте с Ольгой Бородиной – большое счастье. Я очень ценю и уважаю Ольгу, выдающуюся певицу и музыканта. В минувшем сезоне мы с ней участвовали в постановке «Самсона и Далилы» Сен-Санса в Римской опере, и я с огромным удовольствием ходила на ее спектакли.

– В минувшем сезоне петербургская публика услышала вас в партии Фрики в «Валькирии» Вагнера на Новой сцене Мариинского театра. Вы решили попробовать себя в «тяжелом репертуаре»?

– Фрику я спела намного раньше – в 2010 году, который мне запомнился как год извержения вулкана Эйяфьятлайокудль. Тогда, после исполнения «Троянцев» Берлиоза в Москве, я отправилась на сольный концерт в Вену, откуда неделю не могла вылететь в Лос-Анджелес, где и должна была петь в «Валькирии» по личному приглашению американского маэстро Джеймса Конлона. К счастью, я все же добралась до Лос-Анджелесской оперы и успешно выступила. И сразу после этого получила от Конлона приглашение спеть на фестивале в Равинии (где он является музыкальным руководителем) в «Жалобной песне» Малера с Чикагским симфоническим оркестром, там же дать сольный концерт, а потом исполнить партию меццо-сопрано в «Глаголической мессе» Яначека на старейшем американском фестивале в Цинциннати. Джеймс Конлон предложил мне также спеть Берлиоза в «Ла Скала», в прошлом сезоне в Париже с «Оркестром де Пари» под его управлением я пела Реквием Дворжака, а в Мадриде с Национальным оркестром Испании – ту же, что и в «Ла Скала», драматическую симфонию «Ромео и Джульетта» Берлиоза. Маэстро Конлон был одним из первых крупных западных дирижеров, пригласивших меня к сотрудничеству. Он узнал обо мне благодаря моему первому сольному диску с романсами русских композиторов, выпущенному вместе с Ларисой Гергиевой. Благодаря этому диску я познакомилась и с Риккардо Шайи, и с Антонио Паппано, и с другими известными музыкантами.

– Какая у вас «там», оказывается, бурная жизнь, о которой мы здесь узнаем последними! Роман с Вагнером получил продолжение?

– Вагнер пришелся по душе. «Маленькая проблема» заключается лишь в том, что если ты очень хорошо будешь петь Вагнера, тебя начнут ангажировать в его оперы. А мне пока очень хочется попробовать себя в другой музыке – например, в Моцарте. Хочется спеть Шарлотту в «Вертере» Массне. А вагнеровскую Брунгильду можно и попозже. Во всяком случае, я очень надеюсь на это! Но за последние два года я действительно перешла на «тяжелый» репертуар. Я впервые спела много важных партий драматического меццо-сопрано, начав с Дидоны в «Троянцах» Берлиоза, продолжив Амнерис, Азученой, Эболи в операх Верди, Лаурой в «Джоконде» Понкьелли, затем была Иокаста в «Царе Эдипе» Стравинского и Далила в опере Сен-Санса. Исполнив Далилу, я поняла, насколько это сложная партия: она требует очень крепкого голоса и намного масштабнее, чем партия Самсона. Моим партнером был великолепный тенор Александр Антоненко, и у меня сложилось впечатление, будто партия написана специально для него.

– Кто так закалил ваш голос?

– Я благодарна легендарной Эбе Стиньяни за ее мастер-классы, которые получаю всякий раз, когда слушаю записи этой уникальной певицы. Она умерла в 1974 году в возрасте 71 года, до конца сохраняя силу и свежесть своего голоса. Стиньяни начинала карьеру в Неаполе – в вердиевском театре «Сан-Карло», где дебютировала в партии Амнерис. Совсем скоро я спою эту партию там же под управлением маэстро Николы Луизотти. Эбе Стиньяни, Дама Дженет Бейкер и Режин Креспен – мои любимые певицы прошлого. Но эталоном меццо-сопранового пения – высокого, красивого, звонкого, сфокусированного, с глубоким пониманием, отношением, уникальной отдачей – для меня остается мой педагог Евгения Станиславовна Гороховская, у которой я училась в Петербургской консерватории. Она певица мирового масштаба. Даже когда у нее начались юбилеи, цифры которых называть не принято, она остается красивой женщиной, мастером, и голос у нее звучит звонко, тонко, без вибрато: потрясающая культура пения. Культуре и правилам пения учили меня и минские педагоги – Валентина Николаевна Рогович и ее учитель Сергей Дмитриевич Осколков (ученик Ивана Ершова), за что я им безмерно благодарна. В Мариинском продолжают работать певцы старшего поколения, великие певцы, которых я помню, когда только начала свой путь в этом театре. Помню, как тепло приняли меня, молодую и неопытную, и Ирина Богачева, и Сергей Алексашкин, и Геннадий Беззубенков, и Михаил Кит, и покойный ныне Георгий Заставный, и многие другие.

– Минувшим летом вы дебютировали в Зальцбурге в опере «Дон Карлос» Верди, которую поставил Питер Штайн и которой дирижировал Антонио Паппано. Как вам удалось оказаться на самом престижном европейском фестивале да еще в такой звездной партии, как Эболи?

– Несколько лет назад я была приглашена Питером Штайном петь Марину Мнишек на премьере «Бориса Годунова» Мусоргского в «Метрополитен-опера». До этого мы познакомились случайно в Берлине, где я пела в «Силе судьбы» в постановке норвежского режиссера Стефана Херхайма, – это было в 2006 году, когда Штайн как раз набирал каст. Мы долго общались, я пригласила его на спектакль, и он пришел. А на Зальцбургский фестиваль меня пригласил лично сэр Антонио Паппано, с которым мы познакомились в Лондоне два года назад.

– Как проходили репетиции «Дон Карлоса»?

– Антонио Паппано проводил репетиции с каждым певцом по отдельности, «сидячих» спевок у нас не было. Он – музыкантище. И, кстати, великолепный пианист, с которым я мечтаю спеть сольный концерт. С самой первой репетиции «Дон Карлоса» в Зальцбурге мои восхитительные коллеги тенор Йонас Кауфман и сопрано Аня Хартерос тепло отнеслись ко мне. О Хартерос и Кауфмане иногда пишут как о &laquoTraumpaar», идеальной паре. Они действуют в этой опере как слаженный дуэт, при этом они были открыты просьбам Паппано. Когда он предлагал им сделать что-то, они с удовольствием подчинялись, разумеется, внося свою индивидуальность, свое видение. Мне было с ними очень легко – с Паппано, Кауфманом, Хартерос. Кауфман каждую репетицию пел в полный голос (и я тоже на сценических репетициях всегда пела в голос). Я замирала, когда он пел пиано, которое приводит в изумление даже самых злобных и суровых итальянских критиков. Он артистичен, целиком отдается партнеру, смотрит в глаза, делает все по-настоящему. Искренний, раскрепощенный. Мне очень понравилось работать со Штайном. Это потрясающий интеллектуал. Он мог быть жестким, едким, добрым, заинтересованным – разным, но всегда цельным. Но мы все разные, а у меня с ним, возможно, совпали энергии.

– На сколько лет вперед расписан график ваших выступлений?

– До 2018 года. Недавно подтвердилось открытие сезона в «Опере Сан-Франциско», будут выступления в «Ковент-Гардене», в Париже, где меня ждут серьезные большие работы. Я должна выучить много произведений, среди которых музыка Россини, запланированы также «Кармен» и «Аида» в «Арена ди Верона». Я получила приглашение из Венской государственной оперы спеть в «Анне Болейн» Доницетти вместе с Аней Нетребко. Также очень рассчитываю на «Фаворитку» Доницетти, на «Норму» Беллини. Плюс камерные концерты в очень известных залах, с которыми у меня подписаны контракты. Но я хочу выступать и в Мариинском театре. Я благодарна тому, кто принял решение, чтобы я была названа «Артистом месяца». Я работаю в этом театре потому, что люблю его. Он остается тем театром, в котором я еще ребенком мечтала выступать.